FXWizard
Гуру форума
И все же у Еврозоны еще есть надежда
Если бы один из Штатов решился побороться за свой суверенитет с Союзом, поражение последнего было бы делом неизбежным и предрешенным; более того, такую борьбу, скорее всего, никто бы серьезно не воспринял... Если один из Штатов решит отделиться и исключить свое название из общего договора, будет очень сложно оспорить его право на такой поступок. А у федерального правительства просто не будет средств, чтобы предъявить свои требования напрямую. Алексис Токевилль, автор этих слов в отношении США, был, пожалуй, одним из самых проницательных обозревателей своей страны. И все же он не смог предвидеть исход гражданской войны. За десять дней, проведенных в Штатах, я убедился, что все осведомленные о происходящем американцы уверены в том, что Еврозона не выживет. Потому что они рассматривают ее как брак, основанный на экономических преимуществах, также как Токевилль считал, что США - это брак, основанный на политических выгодах. Конечно, эта параллель грешит неточностями, но сравнение яркое и проливающее свет на многие темные пятна. Неточное, потому что Еврозона - это не страна. Если бы она была таковой, то экономические проблемы, постигшие ее можно было бы давно решить. Яркое, так как оно показывает, что выживание политической конструкции зависит от центробежных и центрипетальных сил. В случае с США, центробежная сила оказалась достаточно мощной, чтобы убедить Конфедерацию попытаться вывести 11 южных штатов из состава США, но центрипетальной силы хватило, чтобы обречь эту попытку на неудачу.
А какие силы действуют в Еврозоне? Центробежную экономическую силу европейцы чувствуют кожей. Во-первых, Еврозона является монетарным союзом, без фискальной поддержки, поэтому бремя корректировок падает прямиком на рынки труда, давно прослывшие ригидными. Страны в составе монетарного союза согласились сделать своей целью низкую инфляцию, следовательно, возникает давление на номинальные заработные платы, что влечет за собой высокую безработицу, экономические крахи и дефляцию долга. Во-вторых, рождение евро по времени совпало с расцветом мировых кредитных рынков. Исчезли рисковые спэды, что ускорило процесс конвергенции процентных ставок при создании единой валюты. Соответственно, выросли объемы кредитования между странами Еврозоны, как на частном, так и на государственном уровнях, снизилась потребность в фискальной консолидации для стран с высоким уровнем долга (таких как Италия), возникли огромные дисбалансы платежей и расхождения в степени конкурентоспособности. А затем грянул финансовый кризис, который неожиданно перекрыл поток кредитов, уничтожил частное потребление и заимствования в частном секторе, накрыл страны волной фискального кризиса. В-третьих, у Еврозоны не оказалось нужных и действенных инструментов для поддержки банковской системы, финансирования проблемных стран или корректировки экономик должников и кредиторов. Руководство валютного союза импровизирует во всю: самолет под названием "Еврозона" реконструируется и переделывается прямо во время авиакатастрофы.
Теперь рассмотрим политические центробежные силы. Я бы выделил две. Во-первых, чувство солидарности так и не покинуло национальных уровней. Не забывайте о том, что в европейских странах самые щедрые социальные программы в мире. Но когда понадобилось немного помочь деньгами соседним странам, возникли колоссальные сложности и проблемы. Именно поэтому Европейский центральный банк, фактически, стал главным источником межстранового финансирования. Во-вторых, власть остается в руках отдельных стран. В случае с евро, власть находится у немцев, крупнейшей страны-кредитора. Таким образом, Еврозона, с политической точки зрения, работает скорее как союз независимых государств в рамках общего договора, а не как единая страна. Немцы понимали это с самого начала. А вот французы - нет. И, наконец, идеи. Все дело в идеях. Главная центробежная сила - это отсутствие единого мнения о том, что пошло не так и как это исправить. В частности, немцы считают, что кризис возник на почве фискальной недисциплинированности. Другие настаивают (и не без оснований), что суть проблемы в избыточном кредитовании, разных уровнях конкурентоспособности и внешних дисбалансах. Пока Европа не придет к единому мнению на этот счет, ни о каких эффективных корректировках не может быть и речи. Возьмем, к примеру, вариант выхода страны из состава Еврозоны: его нужно обсуждать. Для успешного диалога страны-кредиторы должны понимать свою роль в кризисе. Хотите сохранить свои профициты? Извольте финансировать заемщиков. Хотите получить деньги назад? Придется согласиться на дефицит у себя в стране. Две стороны одной медали - финансирование и торговлю - нужно привести в соответствие.
Хвати ли мощи у этих центробежных сил, чтобы разорвать систему? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно изучить центрипетальные силы. Сейчас главная экономическая сила, удерживающая систему - это страх перед распадом. Еще одно оправдание для союза - по крайней мере, в кризисных странах - полезное подталкивание к реформам. Многие считают, что единая валюта принесет экономические преимущества в долгосрочной перспективе, хотя, при этом стоит задуматься о цене, которую придется заплатить за этот кризис, и о снижении фискальной интеграции между странами. Главной политической силой является стремление к идеальной и объединенной Европе, а также огромные инвестиции политической элиты в этот проект. Сторонние наблюдатели часто недооценивают этот невероятно важный мотив. Еврозона меньше, чем страна, но гораздо больше, чем просто валютный союз. Для Германии, важнейшего члена Еврозоны, это кульминация процесса интеграции с соседями, которая помогла стране обрести стабильность и благополучие после несчастий первой половины 20 века. Ставки крупных стран на этот проект очень высоки.
Таким образом, идея, объединяющая эти страны, это их место в Европе и в мире в целом. Политическая верхушка стран Еврозоны, а также большая часть населения, продолжает верить в послевоенную концепцию, хотя, может быть и не так фанатично, как раньше. Если сузить эту тему до экономики, то мало кто верит в чудодейственность гибких валютных курсов, но многие при этом считают, что девальвация породит лишь высокую инфляцию. Если бы Еврозона была простым браком по расчету, возможно, ее ждал бы некрасивый развод. Но она нечто гораздо большее, хотя и не дотягивает до определения федерального союза. Не стоит недооценивать силу, которая за ней стоит. Скорее всего (хотя точно сказать ничего нельзя), удастся помирить германские идеалы с суровой европейской реальностью. Вырастет поддержка кризисных стран. Инфляция в Германии вырастет, а внешние профициты снизятся. Произойдут корректировки. Конечно, брак будет несчастливым. Но он вполне жизнеспособен.
Мартин Вулф
Если бы один из Штатов решился побороться за свой суверенитет с Союзом, поражение последнего было бы делом неизбежным и предрешенным; более того, такую борьбу, скорее всего, никто бы серьезно не воспринял... Если один из Штатов решит отделиться и исключить свое название из общего договора, будет очень сложно оспорить его право на такой поступок. А у федерального правительства просто не будет средств, чтобы предъявить свои требования напрямую. Алексис Токевилль, автор этих слов в отношении США, был, пожалуй, одним из самых проницательных обозревателей своей страны. И все же он не смог предвидеть исход гражданской войны. За десять дней, проведенных в Штатах, я убедился, что все осведомленные о происходящем американцы уверены в том, что Еврозона не выживет. Потому что они рассматривают ее как брак, основанный на экономических преимуществах, также как Токевилль считал, что США - это брак, основанный на политических выгодах. Конечно, эта параллель грешит неточностями, но сравнение яркое и проливающее свет на многие темные пятна. Неточное, потому что Еврозона - это не страна. Если бы она была таковой, то экономические проблемы, постигшие ее можно было бы давно решить. Яркое, так как оно показывает, что выживание политической конструкции зависит от центробежных и центрипетальных сил. В случае с США, центробежная сила оказалась достаточно мощной, чтобы убедить Конфедерацию попытаться вывести 11 южных штатов из состава США, но центрипетальной силы хватило, чтобы обречь эту попытку на неудачу.
А какие силы действуют в Еврозоне? Центробежную экономическую силу европейцы чувствуют кожей. Во-первых, Еврозона является монетарным союзом, без фискальной поддержки, поэтому бремя корректировок падает прямиком на рынки труда, давно прослывшие ригидными. Страны в составе монетарного союза согласились сделать своей целью низкую инфляцию, следовательно, возникает давление на номинальные заработные платы, что влечет за собой высокую безработицу, экономические крахи и дефляцию долга. Во-вторых, рождение евро по времени совпало с расцветом мировых кредитных рынков. Исчезли рисковые спэды, что ускорило процесс конвергенции процентных ставок при создании единой валюты. Соответственно, выросли объемы кредитования между странами Еврозоны, как на частном, так и на государственном уровнях, снизилась потребность в фискальной консолидации для стран с высоким уровнем долга (таких как Италия), возникли огромные дисбалансы платежей и расхождения в степени конкурентоспособности. А затем грянул финансовый кризис, который неожиданно перекрыл поток кредитов, уничтожил частное потребление и заимствования в частном секторе, накрыл страны волной фискального кризиса. В-третьих, у Еврозоны не оказалось нужных и действенных инструментов для поддержки банковской системы, финансирования проблемных стран или корректировки экономик должников и кредиторов. Руководство валютного союза импровизирует во всю: самолет под названием "Еврозона" реконструируется и переделывается прямо во время авиакатастрофы.
Теперь рассмотрим политические центробежные силы. Я бы выделил две. Во-первых, чувство солидарности так и не покинуло национальных уровней. Не забывайте о том, что в европейских странах самые щедрые социальные программы в мире. Но когда понадобилось немного помочь деньгами соседним странам, возникли колоссальные сложности и проблемы. Именно поэтому Европейский центральный банк, фактически, стал главным источником межстранового финансирования. Во-вторых, власть остается в руках отдельных стран. В случае с евро, власть находится у немцев, крупнейшей страны-кредитора. Таким образом, Еврозона, с политической точки зрения, работает скорее как союз независимых государств в рамках общего договора, а не как единая страна. Немцы понимали это с самого начала. А вот французы - нет. И, наконец, идеи. Все дело в идеях. Главная центробежная сила - это отсутствие единого мнения о том, что пошло не так и как это исправить. В частности, немцы считают, что кризис возник на почве фискальной недисциплинированности. Другие настаивают (и не без оснований), что суть проблемы в избыточном кредитовании, разных уровнях конкурентоспособности и внешних дисбалансах. Пока Европа не придет к единому мнению на этот счет, ни о каких эффективных корректировках не может быть и речи. Возьмем, к примеру, вариант выхода страны из состава Еврозоны: его нужно обсуждать. Для успешного диалога страны-кредиторы должны понимать свою роль в кризисе. Хотите сохранить свои профициты? Извольте финансировать заемщиков. Хотите получить деньги назад? Придется согласиться на дефицит у себя в стране. Две стороны одной медали - финансирование и торговлю - нужно привести в соответствие.
Хвати ли мощи у этих центробежных сил, чтобы разорвать систему? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно изучить центрипетальные силы. Сейчас главная экономическая сила, удерживающая систему - это страх перед распадом. Еще одно оправдание для союза - по крайней мере, в кризисных странах - полезное подталкивание к реформам. Многие считают, что единая валюта принесет экономические преимущества в долгосрочной перспективе, хотя, при этом стоит задуматься о цене, которую придется заплатить за этот кризис, и о снижении фискальной интеграции между странами. Главной политической силой является стремление к идеальной и объединенной Европе, а также огромные инвестиции политической элиты в этот проект. Сторонние наблюдатели часто недооценивают этот невероятно важный мотив. Еврозона меньше, чем страна, но гораздо больше, чем просто валютный союз. Для Германии, важнейшего члена Еврозоны, это кульминация процесса интеграции с соседями, которая помогла стране обрести стабильность и благополучие после несчастий первой половины 20 века. Ставки крупных стран на этот проект очень высоки.
Таким образом, идея, объединяющая эти страны, это их место в Европе и в мире в целом. Политическая верхушка стран Еврозоны, а также большая часть населения, продолжает верить в послевоенную концепцию, хотя, может быть и не так фанатично, как раньше. Если сузить эту тему до экономики, то мало кто верит в чудодейственность гибких валютных курсов, но многие при этом считают, что девальвация породит лишь высокую инфляцию. Если бы Еврозона была простым браком по расчету, возможно, ее ждал бы некрасивый развод. Но она нечто гораздо большее, хотя и не дотягивает до определения федерального союза. Не стоит недооценивать силу, которая за ней стоит. Скорее всего (хотя точно сказать ничего нельзя), удастся помирить германские идеалы с суровой европейской реальностью. Вырастет поддержка кризисных стран. Инфляция в Германии вырастет, а внешние профициты снизятся. Произойдут корректировки. Конечно, брак будет несчастливым. Но он вполне жизнеспособен.
Мартин Вулф